|
|
| |||
|
«Месть» Она стекала мерно, каплями с, чуть серебрившегося в лучах луны, клинка. Каждая капля будто застывала во времени и пространтстве, в каждой густой капле мелькали блики черного пламени. Это была месть, во рту стоял сладковато-дурманящий вкус. Месть - какое властное слово, оно захватило в рабство Её душу. Она верно служила своей госпоже. Почему-то Она думала, месть принесет ей удовлетворение и покой. В глазах ещё светилась нега. Труп лежал у Её ног. Ну кем он был? Корнетом или может, разведчиком? В памяти вновь заполыхал огонь воспоминаний... Спалить Её дом, так вот похитить жизнь Её сестры... Это что - ревность? Да она была чиста и непорочна, как ледяной ручей! - упрёк и отчаяние уже не могли быть услышены. Месть... С каждой минутой она становилась все острее, тупая боль впивалась мозг... "Месть, почему же мне сейчас не так сладко?" - немой вопрос, обращенный вникуда. Она закрыла лицо руками. Непреодолимый холод швырнул ее на колени, тот же холод сжал горло. Месть не была больше упоительной, она была до отвращения противна Ей. Клинок выпал из ослабевших рук и скрылся в непроглядной сумеречной мгле. Свалившись рядом в жутком ознобе Она невольно коснулась неподвижного тела. Опушка леса. Луг. В густой траве запутались косы тумана. Почти ночь. Сырость и запах мха. Запах трав и земли. Шли часы. Время смешалось в тугой непонятный клубок чужих и собственных теней-образов. Затекшие руки, онемевшие бледные пальцы нащупали в траве гарду, а затем и рукоять клинка. Оперевшись на него Она привстала. Труп был холоден. Труп был мертв. Она не знала что теперь с ним делать, Ей казалось Она будет в дьявольской пляске скакать вокруг, а в результате Сама потеряла сознание. Она видела много мертых тел, много смертей, но ни разу Ей еще не доводилось Убивать. Некуда было деть глаза, некуда было податься. В голове висела пустота, выцветшей занавесью колыхаясь на сыром ветру. Жизнь потеряла смысл. (Очерки Черного дневника. 2004) «Девушка со зверем внутри» Ночь. Песок. Роща берез. Этот зачарованный лес снился ей и наяву. Куда ни глянь – ряды деревьев. Ночь – светлая ночь с темно-серым небом – поздняя осень и какая-то сизая пустота. Человек. Что он забыл в этом пустом лесу? Впрочем, неважно, важнее спрятаться и выждать. Страх прижимает к земле, заставляет сливаться с невнятным болотисто-осенним ландшафтом павших коричневых листьев и мшистых кочек. В сознании медленно, как в замедленной съёмке проплывают 7 лет выживания, странно смешивая настоящее и прошлое в одном быстром взгляде Зверя. Самая обычная история. Самое обычное прошлое. Отрочество – 7 лет войны, 7 лет противостояния и постоянного напряжения. Предложение дружбы, обычной детской дружбы – ответ не заставил себя ждать. Двое ушли за черту переговоров. Недели. Предложение нейтралитета – сбор стаи, вынесение приговора: «Прочь!». Почему-то они больше не удивлялись. Впрочем, законы стаи были чересчур радикальными, они противоречили Жизни. Лишь раз вожак подошёл, чтобы внятно объяснить, что центр – территория Стаи – периферия, если не попадетесь на глаза – территория изгнанников. Однажды, они были так увлечены игрой, что переступили границу. Зима. Веселая кутерьма вокруг снежных сугробов. Крепкий мороз – для врагов – слишком холодно, для двоих – в самый раз. Сугробы! Норы и низкие потолки, тоннели и тонкие переборки. Юркнуть в свое убежище и посмотреть, как брат попробует тебя отыскать или позволить ему закопать себя с головой в мягкий снег? Зима… Только вопрос: «Почему нет?» все чаще обрывал игру, возникая в уме каждого, когда они с невольной тоской оглядывали пустое пространство вокруг себя. Летом было сложнее прятаться, хотя обзаведшиеся листвой деревья давали надежный сумрак и двое вполне себе неплохо проводили время, прекрасно зная, им нечего делать там, в центре площадки… Куда как приятнее тренировать друг друга в спасительной близости стволов, ветвей и уступов. А там – там песок, совсем нет препятствий и…стая – им там нечего делать. Время текло безмятежно, сливая капли дней в недели и месяцы, они уже привыкли к своему месту «в обществе». Однако не всегда было так. «Делай со мной, что пожелаешь, но не смей трогать моего брата, ты слышал?». Новая зима. Понурый снегопад, дневные потепления – царствия льда по ночам. Свирепый её взгляд загнал неудачливого «волка» на дерево – не приближайся к моему брату! Так-так… А вот этого делать не стоило – небольшая драка в центре двора – ведь даже мимо стаи невозможно пройти незамеченными. Пожилые стремятся скрыть от глаз малышей развязку действа – плотно сжимающийся, вокруг двоих, круг… Лес. Человек давно прошел мимо. Сгущающиеся грозовые тучи вырвали сознание из воспоминаний, словно из-подо льда, спасая от удушья ужасом прошлого. Эхо, словно вздох, скользнуло меж стволов, оборотившись прозрачным призраком, в котором, правда, читался образ человека – девушки. После проливного дождя, пар теплой и остывающей уже земли скрыл воспоминания, рвущиеся наружу белым пламенем птицы. Может ли призрак ощущать ярость? По крайней мере, он может вспоминать. …она очнулась только прижимая напуганного волка-противника, столь долго и упорно преследуемого ею, к каменному уступу. Не смотря на незавидное свое положение, вожак все же дерзнул спросить: «Ну и что ты намерена со мной сделать?». Действительно, что она Может с ним сделать, на Что сможет решиться её жестокое сердце? Что ей сделать с вожаком стаи, столь метко попавшим ледяной глыбой в задумавшегося брата? Воспоминание о брате полоснуло, острой болью, но эта жизнь в её руках…Такая хрупкая жизнь, вот она пульсирует жилкой на открытой шее противника, вожака стаи. Ярость вскипятила кровь, больше всего сейчас хотелось оборвать линию Этой Трусливой жизни, что посмела замахнуться на брата, но… Причинить другому существу боль намеренно? – Противоестественно! Удар по лицу был больше символическим, её передернуло от отвращения к вынужденному применению насилия. Не смотря на разбитый нос, глаза противника смеялись. Вовремя поменяв извиняющийся взгляд на надменно-угрожающий, она прорычала: «Еще раз посмеешь поднять руку на моего брата…» - мозг лихорадочно придумывал продолжение угрозы, хотя она уже шла в середину, где верткий брат успел, никого не покалечив, вывихнуть кому-то руку. Отогнав молодых хищников презрительно брошенной фразой: «Прочь…» она увела брата. Тот, не чуть не смущаясь исцарапанных рук и рассеченного виска – подарок вожака, бодро хвастался «воинским подвигом», она безучастно слушала и восторг его речей скоре стих. Она знала, во Что может вылиться такая похвальба … Нельзя позволять себе разжигать любовь к чужой боли, даже такой ценой, нельзя становиться хищником… В глубине сознания вспыхнуло и погасло еще одно воспоминание, сквозь мрачноватые дни, где ситуация доходила до абсурда. Брат вернулся нервный и удрученный: «Они сказали – появишься без сестры, домой можешь не вернуться…» «Я убью его сегодня» - подумалось ей и она выволокла брата на улицу. Воинственный взгляд из-под густых бровей и недобрый огонек, плясавший в глазах, заставили вожака пуститься бегом, однако бегать она любила всегда, особенно на короткие дистанции с препятствиями. В глубине души она была рада, что «вожак» унимающий сбившееся дыхание, сидя на высоком заборе, находится вне её досягаемости. Хватило того, что она успела его встряхнуть, поймав на последнем повороте перед забором. За не имением двора и «стаи» на новом месте, куда их семья вскоре переехала, навыки терялись... Стая молодых волков так никогда и не узнала ту тайну, секрет которой мог, ой как хорошо сыграть на руку вожаку. Она действовала только страхом – напугать и преследовать некоторое время, не позволяя себе поймать «жертву», были основные законы её действий. Потому что страх и ужас, вызванные собственным бессердечием, в случае, если приходилось применять силу, заставляли её прятаться в самых темных уголках сознания от себя же. Прошло несколько лет. Звериная свирепость – осталась, как единственный защитник от косых взглядов и недобрых умыслов. Зверь мало кому доверяет и его воинственное сердце приручить не просто. Синяя листва берез осыпала призрак сизым сиянием. Она так не смогла стать воином, не сумев ни разу заставить себя пойти в атаку, но в сознании хищника чувствовала себя в безопасности. Брат, изучив почти в совершенстве восточные боевые искусства, остался человеком. (25.04.06) «Миниатюра» Была иссяне-черная ночь... Ветер чуть теребил траву поля, на которое я собирался приземлиться... Еще раз посмотрев вниз, я аккуратно посадил Биплан - рокот мотора будил воспоминания о недавней грозе, еще вчера - там, на берегу океана, я стоял, задравши голову, и смотрел на дождь... Сегодня - тихое поле - изумрудная трава и самолет - где-то есть ли еще что-то? Да - есть вечное небо - вот оно, опрокидывается и, вместе с тем, зовет в свою непроглядную высь. Прислонившись спиной к шасси я слушал. И услышал наконец, то, что хотел, чего искал в этих всех миражах - услышал серебристую свирель - сразу стало теплее и уютнее - в небе красноватым маревом проплыли первые звезды... --- Сквозь сизую траву просвечивали рубиновые всплески - обернувшись я поднял карминный лист клена, улыбка сама порхнула птицей - на листе от прикосновения руки иней медленно превращался в росу... (Ноябрь. Очерки Черного Дневника. Евгению посвещается) «Черная Элементаль» Что-то в жизни не ладилось. Новая знакомая уже опять его оставила. Прошло несколько дней, а с того момента прошло уже...когда он последний раз разговаривал с той, которая так принципиально не смотрела в глаза Жизни. Ушла она или нет. Она ушла из жизни. Из его жизни все зачеркнула и ушла. В чем тогда была проблема? Столько лет прошло, столько всего изменилось. Столько переменилось городов, столько погод и ветров пронеслось. Мимо. Все пролетало мимо. Её больше не было. Она отказалась от той жизни, в которой он так хотел жить рядом с ней. что-то тогда было не так. Какая-то тайная угроза их простому союзу. Они вроде друзьями были и что...что случилось, куда все исчезло и с тех пор понеслось. Мимо полетело, как в кино. Пленка крутится, а ты не успеваешь за ней взглядом. И все вокруг какое-то не настоящее, как во сне, где есть только некоторые цвета, например, коричневый, белый, красный, черный, серый и...ну например, зеленый. Какой-то город. Он здесь проездом. Просто накатились старые воспоминания: ---Вроде, казалось она была ангелом. Такая вся золотисто-прозрачная. Странно они тогда смотрелись вместе, он был её выше и весь какой-то готично грустный, но это было и незачем - примерять, как бы они смотрелись в паре. Потому что они - друзья.--- Какое-то кафе. Выяснилось, что это рок-бар. Тем лучше - отвлечется от мрачных мыслей. Приглушенный белый свет. Небольшие столики. Лица людей не видать, разговоры ведутся очень тихо. Странная атмосфера. Очень накурено. Он тоже сел за маленький столик. Закурил. Поймал себя на мысли, что здесь не хватает цветовой передачи: стол был черный, в окна бил, приглушенный черными портьерами, белый свет. Стены, окутанные сероватым дымом, были бежевато-коричневые. Вообще мало что было видно. По-моему сейчас вечер. А может утро. Не понятно. Не понятно, зачем он сюда зашел. Что искал. На столе лежал узкий проспект зеленого цвета, как бутылочное стекло. Чем-то напоминает абсент, - подумалось ему. В глубине комнаты зашелестели проводами. Вдруг стало понятно, что там - маленькая сцена. Сцена, освещенная одним прожектором снизу, действительно была маленькой - она была узкая, но не длинная, не больше трех метров в длину. Он посмотрел на листок, который теребил в руке - на нем черными и белыми буквами были нарисованы какие-то разводы и также слова: "Черная Элементаль пятница и суббота с 11 до..." Что-то другое привлекло его внимание, это название, уносившее его к давно ушедшим годам, к юности и студенчеству... Что-то знакомое...Только почему его это так волнует? Из-за темных кулис вышла девушка, длинные черные прямые волосы, бледное лицо и какие-то пронзительные, зеленые глаза. Где-то он их уже видел... Запела невполне естественным каким-то странным голосом, подыгрывая себе на гитаре. Какая-то она мрачная...- промелькнула еще одна мысль. Голос был, почти подстать пронзительным глазам и песни, навевавшие пустошь руин павшего города. В её песнях шумел тяжелыми ветвями серый лес и тучи метали тени по седым развалинам когда-то прекрасного замка... Вообще-то, песни были совсем не об этом, но настроение создавалось подобное. Полная красная луна, возникшая в сознании от новой песни, недобро мигнула в зрачках солистки. До него вдруг дошло - она все время непрерывно смотрела на него. Такой взгляд...Невозможно вынести. Её глаза говорили, говорили вслух и иногда кричали. - Я тебя узнала, вижу, не все хорошо? - А я тебя нет. Не узнал. Дела - нормально. Обычно. Для такого дня - обычное настроение. - Сейчас ночь. Не узнал. (усмешка в пустоту черного потолка)Для такого дня ты выглядишь, как человек, который потерял счет времени. - Ночь..? А этот свет за окном? - Фонарь. - Я бы не поверил, если бы мне рассказали, ты совсем другая, как смогла стать такой? - Хотела попробовать стать, как ты. И...знаешь, мне понравилось. - Вернись. - Этой жизни больше нет. Город был стерт в пыль. Мы вообще не существуем в том пространстве. Столько лет прошло. - Не так уж и много. Вернись. - Зачем? - Ну, я так привык. Ты всегда была рядом. Ты мне помогала, хотя я и не всегда с тобой был согласен, но... Мое личное мнение? - Да. А я остаюсь. А знаешь, я тебя любила. - Я теперь это вижу. Может быть..? - Не может. - Здесь у тебя тоже нет жизни. Я же вижу! По твоим глазам! Ты одна, одинокая, как всегда было! Я знаю это! Вернись! - Я остаюсь. Ты прав, здесь у меня разрушенная жизнь. У меня её нет. Да, я одна. Но...я не смогу вернуться, меня такой, какой ты хочешь видеть, её уже нет. Она умерла. Осталась только Черная Элементаль. Дух - печали. - По-моему - это глупо. - Не знаю, тогда ты сказал, такой я тебе не нужна, слишком уж ангельская внешность у меня, слишком уж мы не похожи, я писала страшные сказки, а ты рок-оперу. У тебя была такая большая любовь. А я была одиночкой. - Одиночкой и осталась. Любовь...Это не любовь была - так...влюбленность. - А сейчас её больше нет. Меня больше нет. Теперь я тоже пишу грустные стихи и песни, а ты? - Я - журналист. Но по-моему, мы похожи, у нас одна душа на двоих. Внешность не имеет значения. - У нас 2 души на двоих и моя уже умерла. Внешность не важна, важно то, что внутри, а внутри у меня ничего нет. Только табачный дым. - Ты уничтожила свое сердце. - А тебе, что? - Мне... Мне все равно. Она действительно умерла. Выступление закончилось, но он так её и не дождался. Наверное, там, где-то в темноте зала, был еще один выход. Утро. Река. Серое утро, с коричневатыми проблесками на небе. Медленно проплывали автобусы...люди вдруг ускорили свой шаг, жизнь пошла обычным темпом. Он закурил - дым поплыл над рекой. Подошел джентльмен в синем пальто и что-то начал спрашивать - это выбивалось из правил. В этом мире не было синего цвета, были только коричневый, белый, красный, черный, серый и...ну например, зеленый. Что-то сдвинулось. Что-то пошло по иному. Какой-то новый механизм был задействован. Оранжевые клочки тумана мягко ложились на черный песок. Она сидела, не отрываясь глядя вдаль. Её уже здесь не было. Она умерла, осталась только солистка группы "Черная Элементаль". Сегодня снова петь. Но та болезнь позапрошлой зимой не прошла бесследно и воспаление легких может вернуться. Может уже завтра она пожмет тонкую влажную холодную ладонь своей проводницы в другое измерение - а зачем жить, если внутри только табачный дым? (2004 - 19.07.06 Очерки Черного Дневника) «Белая цапля – черные крылья» Пролог. Утро... В окна хлещет дождь, с какой-то невиданной силой, словно от непогоды хочет укрыться в этом доме, в моей обители - здесь... "Входи же..." - шепчу я и открываю окно. Но вместо дождя в комнату через проем двери входит мама, протягивет стакан с водой и некую таблетку. - "Мама, я уже выпила болеутоляющее". - "Это от грусти..." От грусти... --------- Возвращаюсь домой. Облокотившись спиной о стену и заслонив рукой лицо, стоит фигура в черном пальто. Я присматриваюсь - брови сосредоточенно сведены, тонкие губы плотно сжаты. Я знаю это лицо до мельчайших подробностей... Подхожу и открываю окно - в комнату врывается дождь, словно бросается на плечи, как будто спасается от ветра. - "Закрой окно - простудишься" - суховатый спокойный голос. - "Что с тобою?" - у меня на лице произвольно возникает улыбка, я её не просила, не ждала, не желала. Темноволосая фигура лишь сильнее жмурится. - "Я же сказал, простудишься, закрой!" - ничуть не повышая голоса, интонация стала тем не менее чуть угрожающей. Видимо, последняя "р" звучит вороном. Подойдя поближе и отняв его руку от лица, я заглянула в глаза - спокойный взгляд бледной, синеватой стали все-таки чем-то настораживал. "Вот оно!" - подумалось мне - глаза были непривычно печальны и смотрели чуть с укором. - "У тебя температура? Ты болеешь, да?" - я была крайне удивлена. - "Голова раскалывается, знаешь ли..." - подходит к окну, быстро закуривает. - "Тебе лучше сейчас не курить и вообще, курить - вредно..." Но он не слушает, молча смотрит вдаль, в абсолютно белое небо. Прижавшись виском к черному высокому плечу рассматриваю звезды... Струи дождя, собираясь на драпе, образуют маленькие капельки - словно роса или светила на черном ночном небосводе... Но сейчас белый день. Именно белый - и ничего вокруг, только они - день и Ангел Скорби, который... - "Да перестань курить!" Чуть приподняв брови, с удивлением смотрит на меня. Закрывает окно. Проходит в комнату. Тушит сигарету, кидает её в корзину. - "Ты болеешь, надо что-то с этим делать..." - смотрю в холодные глаза и снова пробегает по губам улыбка, румянец, словно солнечный луч, затерявшийся в зазеркалье, чуть касается скул. "Да что же это такое!" - проносится в голове... Видимо, поймав эту мою отчаянную мысль в последний момент её полета, Ангел, грустно улыбнувшись, скромно отвернулся. - "Знаешь, резать вены тоже вредно..." - заторопился на выход. - "Ты забыл свои крылья." - "Я их оставил." - "Ты болен. Эта лихорадка - откуда она?" - "А ты не догадываешься?" Прищурив глаза я пыталась понять этот прозрачный намек, но зацепок не было... - "Ты свои крылья недавно сломала..." - оглянувшись за спину Ангел посмотрел в темный угол противоположной стены. Я интуитивно проследила за взглядом. В углу действительно белым ворохом лежали крылья, неестественно согнутые и присыпанные, словно пудрой, сухой кровью. - "Я была виновата, виновна. Это Больно, но это необходимо..." - на глазах выступили слезы. Было нелепо и чуждо наблюдать эту картину, художником-мастером которой являлась я сама. Загадочно и обречено вздохнув, Ангел Скорби снял с вешалки черные крылья и надел мне на плечи. Странно, но они мне не были велики, хотя расправленные, и вытянутые вверх задевали за потолок. - "Я хочу, чтобы ты была счастлива..! Я пойду, а то эти твои таблетки от грусти совсем меня утомили" - чуть улыбаясь тихо проговорил Ангел, положа ладони на плечи маленькой девушки, робко смотрящей в глаза из призрачной стали. Запечатлев холодный поцелуй на моей руке он ушел и оглянувшись, впервые за несколько недель, поймал тень моей неподдельной теплой улыбки... Эпилог. - "Здравствуй дождь!" - "Закрой окно, простудишься..." Из теней комнаты материализовалась фигура в Черном пальто. - "А когда будет зима, пойдем смотреть на зимние далекие звезды, на колючий искристый снег?" - "Если не будешь принимать таблетки - пойдем. А теперь, может, чаю?" (6.09.06) *** …они сидели вдвоем на каком-то складе или в кладовке. Вокруг до потолка были полки, на которых лежали свернутые пыльные матрасы и подушки. Перед ними стоял стол, на столе мигала лампада. Дети, а точнее, подростки, сидели по обе стороны стола и что-то паяли. Одеты они были одинаково – белая майка и белые шорты, как будто из какого лагеря. Но это точно был не лагерь, насколько я еще помню, хватая слабой мыслью ускользающую сущность происходящего. Парень сидел справа и пытался что-то припаять, какую-то стеклянную вещь к ровному проволочному кольцу. Тем парнем был я сам, но понял я это уже после. Напротив сидела она, я бы её сразу узнал, только лица описать не могу, — за тем, что происходило, я наблюдал со стороны, а так как она, подтянувшись на локтях, нагнулась, чтобы хорошенько рассмотреть, как из нескольких деталей получится что-то одно, чрезвычайно важное — её прямые пшеничные волосы до лопаток, скрыли её лицо. В этот самый момент, за толстыми дверьми склада, держа двумя пинцетами точно такое же кольцо, стоял рыжий кудрявый мальчик в больших круглых очках, а к нему уже бежали те, чью территорию он невзначай нарушил. Они подбежали – несколько здоровенных неопрятных мужчин, и попытались схватить мальца, но тот одной рукой отпустил кольцо и попытался перехватить за середину. Кольцо было горячим, даже раскаленным. Но оно было не настолько «жидким», чтобы сквозь его замкнутые границы можно было легко провести длинным пинцетом. Однако, именно это и случилось – рука второклассника прошла насквозь и он с недоумением взглянул на взрослых. Рассерженные мужчины же в свою очередь не смогли ухватиться за плечи мальчика – их руки так же проходили насквозь. То, что происходило снаружи за тяжелыми стальными и главное, безнадежно запертыми снаружи, дверями склада, каким-то образом было «услышано» теми двоими, что сидели внутри среди пыльных матрасов. Они переглянулись и как будто обрадовались, парень еще раз-другой попробовал спаять странный стеклянный предмет с металлическими зажимами с кольцом, но результат был аналогичным. Тогда он пересел на скамью к девушке, они взялись за руки, закрыли глаза и произнесли следующее: «Значит, это все галлюцинация. Галлюцинация не сможет в полной мере управлять нами. Сейчас мы вернемся обратно. В исходную точку». Наверное я вернулся… Во всяком случае, я очнулся внутри автобуса, проезжавшего мимо горящего дома. К дому подъезжали пожарные, толпился народ, но среди мельтешащей толпы я увидел её – она стояла молчаливо и бездейственно, хотя огонь уже подкрадывался к её стороне окон. Она была как будто младше тех лет, которые ей стукнули в нашем с ней приключении. Как будто младше был и я. Но вот вышел её отец и ни слово не говоря, увел её за руку от стены подъезда, возле которой она стояла прислонясь. Он увел её в дом. Я хотел закричать, но вокруг были люди и мой крик потонул во всеобщем возбуждении. Тогда я вспомнил, что я еду куда-то не один, а вместе с отцом, так что я пересказал ему ситуацию, разумеется опустив часть с приключением на складе – с ним я потом разберусь – мы остановили автобус и побежали в дом. Помню, как мы ногой пытались выбить такую хлипкую с виду, узкую деревянную дверь, покрашенную когда-то белой краской, но уже успевшую, за несколько десятков лет, потускнеть. Эта дверь сильно мне напоминала о том, где мы сидели с ней Там, хотя я был почти уверен, что дверь все же принадлежала этому миру. Пожар потушили, а мы с отцом огня так и не видели, как не видели и тех, кто был в доме – изнутри дом казался покинутым еще много-много лет назад. И выбив наконец дверь в её квартиру – я был в этом уверен, что она тут жила, ведь мы вместе ходили в школу, я помню, как встречал её тут и даже, как мы несколько раз обедали с её отцом, делали уроки… Но за дверью не оказалось ничего, кроме горстки пепла. Совершенно ничего. Ни мебели, ни оконных рам, ни беспорядка, ни битого стекла не было, как не было там и людей. Горстка пепла казалась слишком маленькой, чтобы вместить в себя все то, что должно было сгореть в этой квартире… Больше я о ней ничего не слышал. Пожарные сказали, что их семья – она жила с отцом – сгорела заживо, хотя они не нашли ни тел, никаких бы то ни было останков. Больше никто не погиб, потому что больше в доме никого не было – все были на улице. Странно, что когда прихожу в тот дом, я вижу следы бывалошного пожара, но не вижу того запустения и покинутости, какой был в этом доме во время того пожара. Непонятно, что вообще там могло гореть, если весь дом – покинутый. Но нет. До пожара там Жили люди и сейчас живут. И наверное, будут жить. Со временем, много лет спустя, исполнилось все, что я загадал: я стал легче относиться к жизни, стал меньше надумывать… Но иногда я вспоминаю её и задаюсь вопросами: «А что, если бы я успел увести её за руку от горящего пустого дома? И кем был тот мальчик, чьего имени я теперь не упомню, хотя мы были за что-то «Одно», то есть – заодно, Там. Смог ли он вернуться и счастлив ли он? Что если бы реальность Там не стала такой зыбкой, — кем бы мы стали, чем бы закончилась Та история?» (20.07.10) |
Сайт управляется системой uCoz